Собачье кладбище "В Париже" ( 1905 ) Максимилиан Волошин
Чтобы понять жизнь большого города, надо узнать, как он относится к смерти. Истинное лицо Парижа надо искать в искаженных масках Морга и в каменистой тесноте Пер-Лашеза.
Надгробный памятник — и память умершему, и приговор живому.
Для чувств живого есть строго определенное русло: оно не вырывается на могиле ни восклицательным знаком, ни сдержанным рыданием.
Проще, откровеннее и искреннее парижане на кладбище собак и других домашних животных. Это — единственная нить, по которой можно прочесть связь городского человека с его братом-зверем.
Этих зверей немного в городе. Собака, кошка, попугай... из всего мира природы парижанин взял с собой только их.
За Парижем, со стороны Клиши, в том месте, где Сена разделяется на три рукава перед Аньером, на острове, называемом Остров опустошителей . возвышается решетка с каменными воротами и странно звучащей надписью: Собачий Некрополь.
Здесь Сена обросла густыми зарослями деревьев и берега ее шевелятся тонкими удочками рыболовов, точно усиками бабочки. К этим тенистым окраинам Париж подступает пыльными и душными улицами предместий, фабричными трубами, животами нефтяных баков, тонкими переплетами подъемных кранов — и только один белый купол Sacre Coeur светлеет в серо-лиловой дымке.
Из-за решетки кладбища виден большой мраморный памятник знаменитому сенбернару Барри, биография которого украшает все детские хрестоматии. На нем надпись:
"Он спас жизнь сорока человек. Сорок первый убил его".
Символика смерти здесь должна была отыскивать для себя новые формы и слова, и потому каждое слово звучит здесь трогательно и оригинально.
Много есть памятников на манер человечьих, но есть и иные. Есть фотографии, портреты, бюсты и фигуры погребенных животных. Есть графские и княжеские короны над могилами.
Надгробные надписи здесь полнее выражают склад и характер живого и его отношение к жизни.
На одном памятнике можно видеть слова Паскаля.
"Человек — это не больше как зверь, который мыслит".
Рядом горькие слова Шамфора:
"Чем больше я вижу людей, тем больше я люблю животных".
На других целая история:
"Памяти Лулу. В знак признательности от бедной матери, которой Лулу спасла ее ребенка, тонувшего в Гаронне в 1895 году. Храброй Лулу было в то время только девять месяцев и одна лапка у нее была сломана".
На каменной собачьей будке с цепью, на которой висит старый кожаный ошейник, надпись, напоминающая о грустных страницах Метерлинка, посвященных его черному бульдогу Пелесу в "Двойной сад" : "
Он был слишком впечатлителен и умен для того, чтобы жить".
Над свежей могилой, обсаженной васильками и гераниумом, такая надпись:
"Фрике, Фрикет, Лизор, мои бедные малютки. Я сделал все и не мог спасти вас от смерти. Мои бедные щеночки, мои бедные малютки, я грустен и мы все вас искренне жалеем".
В другой надписи уже целая сдержанная драма: "Ни имени? Ни числа?
Не все ли равно? Под этим камнем лежат материальные остатки того, кто в течение четырнадцати лет был моим единственным другом".
При мне кладбище было пустынно. Только в одном углу я заметил трех дам, которые привезли свежих цветов на могилу. Они были одеты с большим шиком. Но лица их были страшны и необычайны, как лица существ, не привыкших к солнечному свету. Они были стары. Кожа их была желта и умерщвлена косметиками. Под глазами были синеватые впадины и складки. Губы, дряхлые, бесхарактерные и бессильно опущенные, говорили о многом и страшном.
На этом кладбище им принадлежит много надписей.
"Вечно я буду сожалеть о моей любимой малютке, как будет пуста и одинока моя жизнь без тебя. Прощай моя маленькая Wou-Wou. Твоя Тини".
Еще более сомнительно, намекающе звучит четверостишие:
Если твоя душа, Сапфо, не последует за моей,
(О мой дорогой) благородный друг, в неведомые места
Я не приду с Небес! Я хочу, что бы ни случилось
Уснуть, как ты, навсегда, беспробудно!
Плавильный огонь смерти вытопил на этих немногих плитах все страсти, трагедии, извращенности и нарывы большого города.
